Когда состоялся суд, двух моих приятелей упекли в колонию для несовершеннолетних, я же ограничился предупреждением. На следующий день я отправился на вербовочный пункт. Там первым делом проверили мои знания, дав простейший тест, который я безбожно провалил. Мне сказали прийти ровно через месяц, и на этот раз, поскольку тест был тот же самый, я с огромным трудом его сдал с запасом всего в два балла.
Я сказал, что хочу стать пилотом вертолета, — как бывает всегда, когда у человека нет никаких навыков и он понятия не имеет, чем ему предстоит заниматься.
— Пилотом вертолета ты никак не сможешь стать, — ответил мне сержант-вербовщик. — Однако, если хочешь, ты можешь пойти служить во фронтовую авиацию. Там из тебя подготовят механика, и ты будешь обслуживать вертолеты.
— Здорово! — обрадовался я. — Это как раз то, что мне нужно.
Новобранца отправляют на три дня на сортировочный пункт, где ему приходится сдать еще несколько тестов, немного побегать и пройти медкомиссию. Если он подходит и если есть свободное место, его направляют в тот полк или в тот род войск, который он выбрал.
Мне предстояло последнее собеседование, и офицер, проводивший его, сказал:
— Макнэб, скорее в тебя попадет молния, чем ты станешь сержантом во фронтовой авиации. Я считаю, твое место в пехоте. Я направляю тебя в Королевские зеленые камзолы. Это полк, в котором служу я сам.
Я понятия не имел, кто или что такое эти Королевские зеленые камзолы и чем они занимаются. По мне, это могла быть американская футбольная команда.
Если бы я прождал еще три месяца, то мне бы исполнилось семнадцать, и я бы попал в Зеленые камзолы уже в качестве совершеннолетнего новобранца. Однако я как идиот хотел всего и сразу. Я попал в учебный батальон младших командиров, расквартированный в Шорнклиффе, графство Кент, в сентябре 1976 года и сразу же проникся к нему лютой ненавистью. Здесь всем заправляли гвардейцы, и учеба состояла из всякой чуши и муштры. Новобранцам запрещалось ходить в джинсах; все должны были стричь волосы наголо. Нас даже не отпускали в увольнение на целые выходные, поэтому поездки домой в Пекхэм к моим старикам превратились для меня в головную боль. Однажды я получил нагоняй за то, что, не успев в Фолкстоуне на автобус, опоздал на десять минут на вечернюю поверку. Шорнклифф стал для меня настоящим кошмаром, но я освоил правила игры. Вынужден был их освоить — ничего другого мне не оставалось. Выпускной парад состоялся в мае. Я ненавидел учебный батальон от первой до последней минуты пребывания в нем, но я научился приспосабливаться к системе, и меня почему-то даже произвели в младшие сержанты и как самого многообещающего солдата распределили в Легкую дивизию.
Затем я провел некоторое время в стрелковом центре в Винчестере, где нас, молодых солдат, объединили в учебные взводы и в течение шести недель готовили к службе в Легкой дивизии. В сравнении с Шорнклиффом здесь все было гораздо спокойнее и по-взрослому.
В июле 1977 года я был зачислен во 2-й батальон Королевских зеленых камзолов, который в то время нес службу в Гибралтаре. Для меня это было как раз то, ради чего идут служить в армию: теплая погода, хорошие товарищи, экзотические женщины и еще более экзотические венерические болезни. К сожалению, всего через четыре месяца батальон возвратился в Великобританию.
В декабре 1977 года я совершил свое первое турне в Северную Ирландию. В первые годы конфликта в Ольстере погибло так много молодых солдат, что туда стали направлять только тех, кому исполнилось полных восемнадцать лет. Поэтому хотя батальон отбыл 6 декабря, я присоединился к своим товарищам только в конце месяца, после своего дня рождения.
Наверное, у боевиков Ирландской республиканской армии была особая любовь к зеленым новобранцам, потому что я сразу же попал в дело. Бронетранспортер «Сарацин» застрял в болоте неподалеку от Кроссмаглена, и нас с товарищем поставили его охранять. В предрассветный час я, осматривая местность в ночной прицел винтовки, увидел двух типов, которые подкрадывались к нам, прячась в кустах. Когда они приблизились, я отчетливо разглядел, что один из них вооружен винтовкой. Рации у нас не было, поэтому я не мог вызвать подкрепление. Выбора у меня не оставалось, и я окликнул неизвестных. Они бросились бежать, и мы выпустили им вдогонку с полдюжины пуль.
К сожалению, в то время еще испытывалась нехватка ночных прицелов, поэтому одну и ту же винтовку передавали следующей смене. Прицел на той винтовке, из которой стрелял я, был пристрелян под чей-то другой глаз, поэтому из всех моих пуль только одна нашла цель. Когда рассвело, местность прочесали с собаками, но так ничего и не нашли. Однако два дня спустя один известный «игрок» (боец ИРА) обратился в больницу по ту сторону границы с пулей калибра 7,62 мм в ноге. Это было первое боевое столкновение нашего взвода, и все горели огнем. Мы с товарищем чувствовали себя настоящими героями, и оба приписывали прицельный выстрел себе.
Остальное время, проведенное в Ирландии, выдалось менее оживленным, но более печальным. Во время минометного обстрела наших позиций в Форкхилле в батальоне несколько человек было ранено, а один из бойцов моего взвода погиб, подорвавшись на мине-ловушке в Кроссмаглене. Затем погиб наш полковник, когда был сбит вертолет «Газель», на котором он летел. После этого нас перевели в Тидуорт, и потянулись серые будни. Единственным событием за весь следующий год, заслуживающим упоминания, стало то, что я, едва мне исполнилось восемнадцать, женился.