Браво-Два-Ноль - Страница 91

Пока что у меня не было оснований беспокоиться, что иракцы разобрались в нашем снаряжении. Если же они поймут, что к чему, нам останется только извиниться и отступить на запасные позиции. Единственная проблема заключалась в том, что мы не очень походили на обычную поисково-спасательную группу. Однако пока что мы вообще похожи только на мешки с дерьмом.

Машина остановилась, и, судя по звукам, здесь нас ждала группа встречающих. Я уже начинал чувствовать себя в безопасности, находясь в машине, я к ней привык, и вот теперь все начиналось сначала.

Переговаривались все вполголоса, вероятно, потому что еще стояло раннее утро. Задние дверцы распахнулись, впуская поток холодного воздуха. Нас с Динджером вытащили из машины и быстрым шагом повели через какой-то двор. Шаги по булыжникам причиняли острую боль. На ступнях открылись раны, и они быстро стали скользкими от крови. Споткнувшись, я чуть было не упал, но меня подхватили и удержали на ногах. Мы поднялись на ступеньку, повернули направо, прошли под навесом и оказались перед дверью. Наткнувшись босой ногой на дверной косяк, я вскрикнул от боли. Со стороны иракцев не последовало никакой реакции. Это были настоящие профессионалы. Все было прекрасно отрепетировано.

Мы прошли внутрь. Нас встретил привычный запах парафина и шипение керосиновой лампы, и я, можно сказать, почувствовал себя, как дома. Меня пихнули в спину, сажая на пол, и заставили усесться, скрестив ноги, опустив голову и держа руки за спиной. Я безропотно подчинился: пусть делают что хотят. Сопротивляться было бесполезно. Я внутренне сжался, готовясь к тому, что сейчас произойдет. С моих глаз сдернули повязку. Грубая материя скользнула по ссадинам на скулах и переносице. Я поморщился от боли, чувствуя, что у меня по лицу снова начинает струиться кровь.

Но боль была забыта, как только я увидел Динджера. Я не слышал, как его вытаскивали из машины, и меня не покидало жуткое ощущение, что я снова оказался один. Динджеру тоже развязали глаза, и мы встретились взглядами. Динджер мне подмигнул. С тех самых пор, как меня взяли в плен, я усиленно старался не смотреть в глаза своим мучителям. И вот сейчас простая встреча взглядами доставила мне фантастическую радость. Достаточно оказалось всего одной улыбки.

Мы находились в полумраке какого-то помещения, от которого веяло средневековьем. На голых каменных стенах блестела сырость. Воздух был холодным и затхлым. Окна заложены кирпичом. В неровном бетонном полу зияли трещины и щербинки.

Я чуть поднял голову, стараясь потянуть затекшие шейные мышцы, но охранник у меня за спиной, которого я не заметил, толкнул меня в затылок, заставляя опустить голову снова. Я обратил внимание, что он в обычной оливковой форме, а не в камуфляже коммандос, к которому мы уже привыкли.

Мне удалось рассмотреть, что напротив нас стоят шестифутовый складной стол и пара складных стульев. Все здесь выглядело временным. Иракцы пьют кофе и сладкий черный чай из маленьких стаканчиков, из которых обычно пьют сок. На столе таких было два или три, полупустых, причем наполняли их, судя по всему, давно, потому что пар над ними не поднимался. В двух пепельницах возвышались горы окурков. Повсюду валялись обрывки бумаги. Также на столе лежало оружие.

Заметив какое-то движение у двери, я поднял взгляд. В помещение вошли два типа. На одном был зеленый летный комбинезон с надетой поверх гражданской кожаной курткой и ковбойские ботинки на высоком каблуке с эластичными вставками в голенище. Он был похож на первого деревенского модника. Окинув его взглядом с ног до головы, я сделал усилие, чтобы не рассмеяться. Он был высоким, но его солидное брюшко с трудом помещалось в летном комбинезоне. Похоже, придурок уверен, что у него по-прежнему тридцатидюймовая талия. Разодетый в пух и прах, он, несомненно, считал себя круче всех, но на самом деле он был похож на мешок с навозом.

Другой тип был гораздо ниже ростом и мельче. У него было осунувшееся лицо с впалыми щеками, и одет он был в жуткий костюм, который ему, должно быть, выдали в надежде, что он когда-нибудь до него дорастет.

Солдаты вывалили на стол наши подсумки и оружие. Было ли у меня в подсумках что-нибудь такое, что может нас выдать? Принесут ли сюда и наши рюкзаки?

Мистер Щеголь протянул тощему замухрышке большой плотный конверт. На обратной стороне стояли печати с девятиконечными звездами, а на лицевой была надпись по-арабски. Определенно, это была официальная передача — или коммандос отдавали нас военной разведке, или военная разведка отдавала нас гражданской полиции. В любом случае, мы продвигались дальше по цепочке, и шансы на побег становились все призрачнее.

Нам никто не сказал ни слова. Все происходило так, словно нас здесь и не было. Казалось, о нас даже не упомянули; в нашу сторону не было ни взглядов, ни кивков. Мы попробовали было вытянуть затекшие ноги, но к нам тотчас же подскочили солдаты и заставили подобрать их под себя. Когда они наклонились ко мне, я посмотрел на их запястья, пытаясь определить время. На самом деле в этом не было никакой необходимости, но мне нужна была хоть какая-то отправная точка, чтобы вернуться к реальности. Однако часов ни у кого не было, что свидетельствовало о профессионализме, от которого мне стало жутко. Однако нам позволили быть свидетелями передачи, что выглядело странно.

Щеголь в летном комбинезоне вышел, и вскоре послышался шум отъезжающей машины.

Итак, дело сделано: мы у новых хозяев.

Меня охватило беспокойство. Военные не носят штатские костюмы. Кто этот тип? Имея дело с военными, ты знаешь, что к чему, и разбираешься в происходящем. А сейчас нас передали какому-то типу в штатском. Мне приходилось слышать самые жуткие истории о временах ирано-иракской войны. Я был наслышан о пытках электротоком и подвешивании к потолку на крюках, на каких вешают мясные туши. Эти ребята профессионально занимались такими вещами на протяжении многих лет, так что опыта у них предостаточно. В нас нет для них никакой новизны, с такими, как мы, они уже работали десять лет, мы для них лишь еще одна пара клиентов. Меня захлестнула волна страха. Однако я ничего не мог с этим поделать; оставалось только готовиться к приземлению. Единственная надежда заключалась в том, что нас не станут слишком уродовать, чтобы мы хорошо смотрелись на видео. Может быть, рукоприкладства будет меньше, чем в предыдущий раз, — хотя я в этом сомневался.